– Ше… Шестнадцать…
– А ну не ври!
– Через восемь месяцев будет…
– Нет, ну не гад, а? Ну, подо-онок! – Геша опять пустился бегать по номеру.
– А сколько еще девчонок родило? – спросил Толян.
– Девятьсот двадцать семь…
– Во до чего прогресс дошел! – восторженно прошептал из дальнего угла уставший от долгого молчания Аркаша.
– А ты откуда знаешь? – не отставал Толян.
– Пал Андреич говорил… – пигалица, похоже, немного освоилась, заговорила спокойнее. – Он сказал, что проводит экс… экс-пе-римент. И пригласил всех девчонок из нашего лицея и других школ в нем поучаствовать… Пал Андреич сделал ровно тысячу операций. Но забеременели не все. Потом у кого-то случился выкидыш, кто-то родил мертвого…
– По сколько брал? – деловито уточнил Толян.
– Чего?
– По сколько брал с носа этот ваш хмырь? За операцию?
– По пятьсот…
– Рублей?
– Долларов.
– Ни хрена себе! Вот прохиндей! Где он сейчас-то, этот гений? Адрес давай!
– Да он уже в Америку уехал. Три месяца назад…
В номере установилась тишина. Потом бас-гитарист Стас, грузный детина с круглой физиономией, откликавшийся на прозвище Арбуз, громко ляпнул:
– Шеф! А ведь ты в «Книгу рекордов Гиннесса» попадешь! Шутка ли – за один присест настрогать чуть не тыщу детишек!
– Заткни хайло, жиртрест! – остервенело рявкнул Геша.
Младенец на руках у пигалицы вздрогнул, сморщил носик и заревел. Да так звонко, так заливисто!
– Ишь, какие рулады выводит! – примирительно вмешался барабанщик Володя. И сделал младенцу «козу». – У-тю-тю… Чистый Фредди Меркюри!
– Так ведь гены-то какие! – с преувеличенным почтением пояснил Аркаша.
– Ах, какие ге-ены у нашего Ге-ены… – неожиданно занудил себе под нос соло-гитарист Серега, которого кроме музыки ничего на свете не интересовало.
– Верно! – тут же подхватил Аркаша. – Сочиняй, брат Серый! Будет мировой хит!.. – он повернулся к Геше. – Не парься, шеф! Ты только представь, какая тебе будет реклама!
Геша представил… Скрипнул зубами. Махнул рукой.
– Эх, где наша не пропадала!
Все умолкли, глядя на него. Только младенец продолжал деловито выводить свои фиоритуры.
– Давай, Толян! – приказал Геша. – Заводи сюда этих телок. Только строго по одной!.. И телевизионщиков оповести. Будем ставить рекорд.
– Есть, шеф! – бодро откликнулся Толян.
Они встретились в пятницу в битком набитом автобусе по дороге домой с работы и влюбились друг в друга с первого взгляда.
– Меня зовут Ромео… – произнес он чуть слышно, и его мелодичный тенорок от волнения сорвался в дискант. – А вас?
– Ромео… – хрипловато повторила она низким грудным контральто. – Какое чудесное имя! А меня… А меня зовут Джульетта.
– Правда? – он изумленно и радостно приподнял брови. Потом с трудом высвободил правую руку и медленно вывел на запотевшем от дыхания сотен ртов оконном стекле Дж. + Р. = Л. Она улыбнулась и, изловчась, нарисовала чуть ниже: Р. + Дж. = Л.
– От перемены мест слагаемых сумма не меняется, – радостно шепнул он ей прямо в розовое ушко, украшенное большой золотистой сережкой. – Пойдем ко мне?.. Или к тебе?..
Все выходные они практически не отрывались друг от друга. А в понедельник, едва открыв глаза, Ромео повернул голову к лежащей рядом Джульетте и отчетливо проговорил:
– Дорогая, предлагаю тебе руку и сердце… Выходи за меня замуж! Согласна?
Джульетта бросила на него быстрый, настороженный взгляд, тяжело вздохнула и произнесла:
– Сначала я должна открыть тебе свою тайну… Хочу, чтобы ты знал, кто я на самом деле.
– И кто же? – улыбнулся Ромео. – Беглая каторжница?
– Нет, – прошептала Джульетта.
– Может, шпионка?
Она молча покачала головой.
– Понял! – воскликнул он. – Ты – инопланетянка!
Он крепко обнял ее обеими руками и поцеловал в кокетливо вздернутый носик.
– Я это… – Джульетта зажмурилась и с трудом выдавила: – Я… транссексуал…
– Кто? – Ромео содрогнулся всем телом, побледнел и слегка отодвинулся.
– Транссексуал… – она отвернула лицо и заговорила торопливым, срывающимся шепотом. – Я родилась мальчишкой… Меня назвали… Ах, дорогой, меня назвали Ромео! Мои родители обожали Шекспира… Но я всегда ощущала себя женщиной. И когда окончила школу, обратилась к врачам… После операции я взяла себе новое имя – Джульетта. Из уважения к родителям. Им, бедным, и так было нелегко… Ромео! Ромео! Что с тобой?
Белый, как смерть, он закатил глаза и, казалось, перестал дышать. Она опрометью бросилась в ванную, вылила на ватку полфлакона нашатырного спирта. Он понюхал, поморщился, поднял на нее печальные глаза.
– Ах, дорогая… Дело в том… – запинаясь, проговорил он. – Я тоже… Я тоже транссексуал… А раньше меня звали Джульеттой… Мои родители тоже любили Шекспира… Дорогая! Что с тобой?
Джульетта (бывший Ромео) всплеснула руками и рухнула на пол, точно подстреленная. Ромео (бывшая Джульетта) вскочил с постели и схватил ватку с нашатырным спиртом…
В окно вместе с первыми лучами восходящего солнца неторопливо, безжалостно и неумолимо вползал двадцать первый век.
Здравствуй, дорогой Леша! Во первых строках сообщаю, что все наши чада и домочадцы живы и здоровы, чего и вам всем желаем.
А теперь хочу тебе, Леша, покаяться…
Сам знаешь, в нашем роду мужики все рано лысеют. Я сам к тридцати годкам с шевелюрой полностью распростился, а теперь вот и сыновья традицию поддерживают. Старший – тот уже весь гладкий, как бильярдный шар, но, слава Богу, успел жениться и завести сынишку, моего внука. А вот младшенький еще в женихах ходит, а голова у него – ну чисто шахматная доска: лысеет он как-то в клеточку.